— Вы забыли упомянуть о второй причине, по которой я сообщу о том, что перемещение прошло удачно.
— Забыл, — согласился со мной Нечаев. — Но тут всё очень просто, Константин Сеергеевич. Согласитесь, глупо, получив в дар новую жизнь, тут же подвергать её смертельному риску, — сделал он ударение на последних словах. — Без вашего подтверждения, эксперимент будет признан неудачным. И мы, естественно предпримем другие попытки осуществить перенос, — учёный внушительно заглянул в глаза: — До тех пор, пока не добьёмся положительного результата. — веско добавил академик. — С риском стереть в этот раз уже ваше сознание, Константин Сергеевич. Так что я думаю, отправить сообщение о благополучном переносе, будет и в ваших интересах.
— Добрый день, Лев Геннадьевич. Всё готово. Аппаратура работает в штатном режиме. Через семь минут пробой.
— Хорошо, Серёжа, — старший научный сотрудник Сергей Николаевич Чижовский на днях как раз отметил сорокалетний юбилей, но академик Нечаев по старой привычке продолжал называть своего бывшего студента по имени. — Каково состояние объекта?
— В пределах нормы, — усмехнулся Чижовский, направившись вслед за академиком к расположенной в центре огромного зала прямоугольной капсуле. Ну, а какое ещё состояние может быть у девяностолетнего старика, одной ногой стоящ… лежащего на пороге смерти? В ближайшие семь минут до начала эксперимента не загнётся, значит, норма.
— Добрый день, Лев Геннадьевич — вразнобой поприветствовал руководителя проекта с десяток людей в белых халатах и расступились, освобождая место напротив небольшого смотрового окна, вмонтированного в стенку капсулы. Сбоку подкатился неопрятный толстячок в мятой спецовке.
— Я всё проверил, Лев Геннадьевич. Оборудование в норме. Заданные параметры введены.
— Надеюсь, в этот раз сбоя не будет? — Михеева академик недолюбливал за его несобранность и постоянное разгильдяйство, но замены главтеху просто не было.
— Ни в коем случае, — горячо заверил тот. — Забросим подопытного куда нужно. Можете быть уверены.
Нечаев демонстративно отвернулся к смотровому окну и заглянул внутрь, по привычке сунув руки в карманы халата и раскачиваясь с пятки на носок и обратно.
— Ну, что же, коллеги, приступим. Начинаем перенос.
Сам перенос подопытного продлился не больше минуты. Капсула утробно заурчала, задорно перемигиваясь световыми датчиками и мелодично звякнула, подтверждая завершение работы.
— Перемещение объекта завершено, — продублировал сигнал Михеев, отворачиваясь от компьютера.
— Значит, ждём.
Больше всего Нечаев ненавидел именно эти минуты ожидания. Минуты, когда уже ничего не зависело от него. Минуты, что заключали в себе либо успех, либо очередную неудачу.
— Что-то долго сегодня, — не выдержал гнетущей тишины один из ассистентов, и тут же смолк, словно испугавшись собственного голоса.
— В прошлый раз, когда Верника в 19 век отправляли, ещё дольше ждали! — тут же взвился Михеев, вскочив из-за стола. — Помните, Лев Геннадьевич? — повернулся главтех к академику.
— Ждём, — припечатал ладонью по столу Нечаев, пресекая завязавшийся было спор. — Время ещё есть.
— Есть! — вторя ему, проорал молодой техник, отлипая от монитора. — Сейчас проявится!
Взволнованные крики учёных, начавших тыкать пальцами в окно капсулы, подтвердили его слова.
Михеев, расталкивая коллег, бросился к компьютеру, оттеснив от него техника и, быстро считав информацию, лихорадочно застучал по клавишам.
В капсуле что-то пискнуло, панель на её стенке вновь перемигнулась огоньками и, в открывшееся круглое окошечко, на специальную подставку выдавило контейнер.
Чижевский, подскочив, цапнул холодный словно лёд шар и быстро протянул Нечаеву.
По установившейся традиции, которую никто не дерзал нарушать, вскрывал контейнер именно он.
Академик нарочито небрежным движением нажал на маленькую кнопочку, располовинив контейнер, отодвинул в сторону карандаш, достал сложенный пополам листок, развернул, вчитываясь в нацарапанные строки.
— Что там, Лев Геннадьевич? — спросил Михеев, нервно топчась возле академика и как мальчишка, норовя заглянуть через плечо. — Судя по всему, получилось? Перенос состоялся?
— Перенос? — переспросил академик, разворачиваясь к нему. — Перенос-то состоялся. А вот получилось ли? — он устало поскрёб пальцами по морщинистому лбу и выдал вердикт: — Боюсь, что нет.
— Это как же? — не понял Михеев, нервно теребя край спецовки.
— А ты сами прочти, Николай, — криво улыбнулся Нечаев, передавая ему листок.
Главтех быстро пробежал глазами по коротенькой записке, побледнел и неуверенно попытался вернуть листок обратно.
— Ты вслух прочти, — демонстративно скрестив руки за спиной, остановил его академик. — Не видишь, люди ждут.
— Идиоты! Кто так работает⁈ Вы меня в Фёдора Годунова засунули! Мазилы!
— Как же так, Лев Геннадьевич, — на Михеева было больно смотреть. — Я был уверен, что в этот раз всё получится! Все данные говорили о том, что на том конце пробоя именно Лжедмитрий! Да и не было такого раньше, чтобы мы сознание испытуемого не в того носителя перекидывали.
— Вот ты и подумай об этом на досуге, — сухо ответил Нечаев. — Работа аппаратуры — это твоя епархия, Коля.
— Значит опять неудача, Лев Геннадьевич, — отодвинул на задний план окончательного сникшего главтеха Чижевский.
— Что поделаешь, Серёжа, — вздохнул в ответ академик. — Потери просто неизбежны. До тех пор, пока мы не научимся полностью контролировать процесс переноса, во всяком случае. Этот хотя бы откликнулся в отличие от предыдущей четвёрки.
Учёные помолчали, задумчиво посматривая на техников, суетящихся у капсулы.
— Повторный пробой готовить? — прервал затянувшееся молчание Чижевский.
— А зачем, Серёжа? — отвлёкся от своих мыслей Нечаев. — Алтуфьев обречён. Его там на куски порежут. Но если даже он каким-то чудом сумеет спастись, предположим, удрав за границу, то вернуть власть он всё равно не сможет, — академик помолчал, пожевав губами и направившись к выходу, веско добавил: — Готовь шестого испытуемого, Сергей. В этот раз мы просто обязаны добиться успеха.
— Хорошо, Лев Геннадьевич, — кивнул Чижевский, следуя за академиком, и тихо одними губами прошептал: — По крайней мере, десять дней жизни мы ему подарили.
Глава 1
Собственно говоря, никакого переноса я не заметил.
Не было ни яркой вспышки света, ни помутнения сознания, ни навалившейся тьмы с прочими полагающимися такому событию спецэффектами. Перемещение произошло мгновенно, одним щелчком вбив моё сознание в тело будущего носителя.
Раз и всё! И вот я уже осознаю себя Фёдором Борисовичем Годуновым, не потеряв при этом собственного «Я» со всеми своими приобретёнными за долгую жизнь знаниями и навыками. Две такие противоречивые по своей сути личности гармонично соединились в одну, образовав сюрреалистический коктейль из скепсиса и суеверий, старческого рационализма и бесшабашной молодости.
Осознаю, и тут же с чувством матерюсь, мгновенно оценив размеры той задницы, в которой умудрился очутиться.
Какой к дьяволу, Годунов⁈ Я же в Лжедмитрия попасть должен был! А этого юношу уже завтра власти лишат и под замок посадят, а через десять дней, и вовсе убьют, то ли задушив, то ли зарезав. Историки по этому поводу давно спорят.
Ну вот, скоро я совершенно точно узнаю, кто из них прав оказался. В полной мере на себе, так сказать, прочувствую. Вот только рассказать об этом, уже никому не смогу!
Так спокойно! Без паники! Паниковать начнём, когда меня вязать придут. Но это, по любому, будет только завтра. Значит, есть немного времени, всё спокойно обдумать. Должен быть выход. Обязательно должен!
Я встал, только теперь осознав, что до этого сидел за небольшим, накрытым цветастым, шёлковым покрывалом столиком с резными ножками, стоящим возле окна. Осмотрелся, фиксируя взглядом, чужую и вместе с тем с детства знакомую обстановку; большой, покрытый чёрным лаком шкаф, стоящий возле стены, массивный кованый сундук с железным кольцом на крышке, расположившийся в противоположном углу, задёрнутый занавеской застенок — полку с несколькими иконами над ним. Дальше дверь, ведущая в царские хоромы.