— Этого действительно мало. Я дам тебе ещё два десятка неверных и сопровожу до Варны. Тут уже недалеко.

Варна. Значит всё-таки Болгария. Плохо. Даже если удастся победить в предстоящей схватке и добраться до берега, всё равно плохо. Выбраться отсюда будет значительно труднее, чем из Молдавии. Турки непременно облаву устроят. Ладно. Будем решать проблемы по мере их поступления. Нам пока до берега как пешком до Луны.

— Да благословит тебя аллах, Култук-паша.

На вражеском корабле начали убирать вёсла, закрепляя в петли. Появился толстый аргузин и под его присмотром с некоторых гребцов начали снимать цепи. Ну, что же. Поверил в наш спектакль, доблестный паша. Вон и гребцов расковывает, чтобы потом времени не терять и сразу их к нам перевести.

Даю отмашку гребцам тоже убрать вёсла. Ничего. Этот момент мы успели обговорить. Петли сильно подрезаны. Как только пушки во врага разрядим, их сразу переружут.

— Пора! — выдохнул старик. По-нашему уговору, команду к залпу должен был отдать он. К этому моменту обе галеры окончательно сблизились, находясь всего в паре десятков метров друг от друга.

Я бросаюсь к пушке, с натугой разворачивая её чуть вбок, выцеливая прямо в нос вражеской галеры. Рядом пыхтит Георгий разворачивая туда же другую. Топчущийся сзади старик, ударив кресалом о кремень, поджигает заранее заготовленные фитили, тыкает одним из них мне в руку.

Отчаянные крики и турок с носа галеры словно ветром сдуло. Оно и понятно, выстрелить из своих пушек они уже не успеют, а изображать из себя мишени, никому не охота.

Выхватываю фитиль, подношу к запальному отверстию.

Пушки выстрелили практически одновременно, оглушительно рявкнув. Треск поломанного дерева, людские крики, наполненные болью. Я отхожу в сторону, отчаянно кашляя и тряся головой.

— Вёсла! Ружьте петли, хлопцы! — донёсся голос Порохни.

Проморгавшись, смотрю сквозь рассеявшийся дым. А что, удачно получилось! Нос турецкого корабля представлял собой ощерившиеся в разные стороны концы досок. Ни людей, ни пушек на нём не было. На самом корабле царил настоящий хаос. Турки носились вдоль него, отчаянно крича и ругаясь. Кто-то грозил нам саблей, несколько человек потянулись за луками, у вёсел завязалась драка между раскованными гребцами и надсмотрщиками.

Опустив между тем вёсла на воду, гребцы на правом борте сделали несколько энергичных гребков, стараясь как можно быстрее развернуть нашу галеру кормой к противнику.

Медленно! Слишком медленно!

С вражеской галеры посыпались первые стрелы, с противным свистом вспарывая воздух. Грохнул в ответ нестройный залп из пищалей, усиливая на вражеской галере сумятицу.

И всё же враги всё больше приходили в себя. Вон уже и мушкеты заряжать начали! Учитывая, что от нас до вражеского борта и десятка метров не будет, кого-то и задеть могут. А у нас каждый человек на счету!

— Пушки! — прохрипел рядом со мной старик, оглушительно кашляя. — На корме, пушки!

Точно! Мы их тоже зарядили! И галера к вражескому кораблю кормой разворачивается!

Во весь дух несусь по палубе в сторону кормы. Следом, натужно дыша, пристроился грузин.

Мы успели вовремя. Галера как раз почти развернулась кормой к противнику, собираясь уходить в сторону по касательной, как я, хватая губами воздух, поднёс фитиль в затравочное отверстие. Георгий кинулся к другой пушке. Эх, прицелиться бы как следует, но из нас с бывшим азнауром ещё те пушкари! Ладно, куда попадём, туда попадём, с десяти метров промахнуться сложно.

И вновь два выстрела практически слившихся в один. И треск покорёженного борта, слившийся с криками несостоявшихся стрелков. Паника среди турок усилилась, о нас на время забыли.

— Поднажми, хлопцы, — проревел за спиной Данила.

И галера дёрнулась, начав медленно удалятся от повреждённого судна. Вслед отчаянно закричали остатки взбунтовавшихся невольников, зажатых пришедшими в себя турками к борту галеры.

Простите, братцы. Знаю, что вы поднялись в драку в надежде на нашу помощь. Но вот только помочь мы вам ничем и не сможем. Не выстоять нам против всего турецкого экипажа. Мало нас слишком!

Несколько невольников, гремя цепями, бросаются в море.

— Это куда же они⁈ — охнул, размахивая горящим фитилём грузин. — Утонут!

— Конечно утонут, — зло прохрипел, приковылявший на корму бывший помойный раб. — С цепями на руках особо не поплаваешь. А только их всё едино за бунт казнь лютая ждала. Лучше уж так! Куда⁈ — развернулся он ко мне. Но я уже хватаю лежащую рядом верёвку, свёрнутую в бухту и, изо всех сил, бросаю в сторону ещё барахтающихся в море людей. — Не поможешь ты им, — тут же выговаривает мне старик. — Далеко!

— Так добросил почти, — горячо возразил ему Георгий и в досаде запустил догорающим фитилём в сторону вражеской галеры. — У, вражины проклятые!

Верёвка, лениво сползая за корму полусонной змейкой, вдруг неожиданно натянулась, резко ускорившись. Старик охнул, прекратив ругаться, судорожно ухватился за неё.

— Подмогните! — вскричал он, натужно тяня верёвку на себя. — Чего встали⁈

Я кинулся к нему, ещё до конца не осознав, что совершённый с отчаяния поступок неожиданно принёс результат и за верёвку всё же кто-то смог ухватиться. Ну, теперь-то я её нипочём не выпущу! Лишь бы турки про нас не вспомнили, да опять стрелять не надумали.

— Тяните, — засопел мне в ухо Григорий и прохрипел, вторя моим мыслям: — Пока турки не опомнились.

Втроём дело пошло быстрее. И пару минут не прошло, как через борт на корму повалился, громыхая цепями на руках, здоровенный детина с длинными мокрыми волосами, залепившими лицо.

— Живой, — склонился над ним грузин, потрепав по плечу. — Нахлебался, поди, водицы морской!

Тот закашлялся, сплёвывая на палубу зеленоватой жижой замешанной на желчи, приподнялся, ошалело мотая головой.

— Проклятые кандалы! Чуть было на дно не утянули!

— Чего? — переспросил Георгий, не поняв ни слова из сказанного по-польски.

— Уходить нужно, вот чего! — рявкнул в ответ старик. — Басурмане, вон, опять за луки взялись! Оглянуться не успеешь, как стрелами утыкают, — бывший помойный склогился над спасённым, потянув его за рукав. — Бежим! — рявкнул он ему, переходя на польский. — Не то убьют!

— Быстрее на палобу. Там нас корма от выстрелов прикроет, — скомандовал было я и замер, встретившись с выпученными глазами поляка.

Чего это он? Смотрит так, будто чёрта перед собой увидел. Или просто меня узнал? Да нет? Мой реципиент его не помнит. Хотя…

Рявкнули вразнобой мушкеты, выбивая щепу в корабельных надстройках и мы со всех ног вываливаемся с юта к налегающим на вёсла гребцам.

— Мы где-то встречались, пан? — выдавил я из себя, с трудом переводя дух.

— Все московиты, которых я встречал, в земле лежать, — криво усмехнулся в ответ поляк, преображаясь на глазах. Вот вроде бы только что едва на корм рыбам не отправился, а уже и в движениях неуловимое пренебрежение проскальзывает, и смотрит сквозь тебя словно на пустое место. — Выходит, не встречались.

— Чего он тебе лопочет, Чернец? — Георгий, не поняв ни слова из сказанного поляком, тем не менее что-то уловил в голосе спасённого и ощутимо напрягся. — Неужто лаяться?

— Скажешь тоже — лается! — захихикал, отдуваясь, старик. — Это он так нас так благодарит да радуется. Ещё и кошель, набитый золотыми червонцами, за спасение своё обещал! По всему видать, важный пан!

Вот ведь! А бывший помойный, оказывается, ещё и по-польски понимает. Непростой старик!

А поляк, как раз наоборот; русский знает, а говорить на нём принципиально не хочет. Ещё и оскорблять почему-то сразу начал, несмотря на то, что я ему жизнь только что спас.

Что это: обычное для знатного шляхтича высокомерие или он специально мне грубить начал?

Я ещё раз внимательно вгляделся в лицо спасённого шляхтича. Хищные, слегка раскосые глаза, ястребиный нос, искривлённые в презрительной улыбке тонкие губы.

Нет. Не помню. Вот и думай теперь! Вытащил из моря на свою голову проблему! Рыбак хренов!